Граница льдов [= Ледовый барьер ] - Дуглас Престон

Ллойд бросился к пульту ЭИР и загородил его своим телом.

Хоуэлл крикнул:

— Охрана! Взять этого человека и удалить с мостика!

Но Бриттон подняла руку.

— Мистер Ллойд, отойдите от компьютера. Мистер Глинн, исполняйте мою команду.

Судно накренилось сильней, раздался треск корабельной стали, который перешел в стон раздираемого металла, прекратившийся, когда судно стало выпрямляться.

Ллойд ухватился за пульт, глаза у него стали дикими.

— Сэм!

Он плакал, остановив взгляд на Макферлейне.

Макферлейн смотрел на него, онемевший, почти парализованный противоречивыми эмоциями: он испытывал страх за свою жизнь и страстное желание сохранить метеорит с его бесконечными загадками. Кажется, легче пойти вместе с ним на дно, чем отказаться от него сейчас. Или нет?

— Сэм! — Ллойд почти умолял, бессвязно выкрикивая слова. — Вы же ученый. Скажите им о ваших исследованиях. Об острове стабильности. Новый элемент… Скажите им, почему это так важно. Скажите им, что они не могут сбросить камень!

Макферлейн чувствовал, как у него сжалось горло. Он осознал впервые, как безответственно было брать камень в море. Если он утонет, то уйдет на абиссальную глубину океанского дна, больше чем на две мили, и никто никогда его не увидит. Потеря для науки будет катастрофической. Трудно себе представить.

Макферлейн услышал свой голос:

— Ллойд прав. Это, возможно, самое важное научное открытие, когда-либо сделанное. Вы не должны его выбросить.

Бриттон повернулась к нему.

— У нас больше нет выбора. Метеорит идет на дно независимо от наших действий. Так что остается только один вопрос: позволим ли мы ему взять нас с собой?

«Ролвааг»

19 часов 10 минут

Макферлейн посмотрел на лица вокруг него. У Ллойда — напряженное и ожидающее; у Глинна — непроницаемое; у Рейчел — раздираемое теми же сомнениями, что и у него. У Бриттон в лице читалась абсолютная убежденность. Это была группа измученных людей: их волосы покрывал иней, красные от холода и ветра лица иссечены до крови летящими льдинками.

— Мы можем вместо этого оставить судно, — сказал Ллойд.

В его голосе звучала паника.

— Черт, пусть оно дрейфует без нас. Оно все равно дрейфует. Может быть, оно выживет само. Нам не обязательно сбрасывать камень.

— Это почти самоубийство — высаживаться на спасательные шлюпки в такую погоду, — возразила Бриттон. — Там мороз, знаете ли.

— Мы не можем его просто сбросить, — продолжал Ллойд с отчаянием. — Это будет преступлением перед наукой. Не нужно резких движений. Мы уже столько перенесли. Глинн, скажите ей, что не нужно так суетиться.

Но Глинн промолчал.

— Я знаю мой корабль, — только и сказала Бриттон.

Ллойд перемежал угрозы мольбами. Теперь он снова взывал к Макферлейну:

— Должно же что-то быть. Какой-то способ. Скажи им еще раз о научной значимости метеорита, о его уникальности…

Макферлейн взглянул на лицо Ллойда. Оно казалось призрачным при оранжевом аварийном освещении. Он и сам страдал от тошноты, страха и холода. Но нельзя позволить сбросить камень. Он находился в состоянии тревожного ожидания. Думал о Несторе, о том, что значит умереть, представил, как будет тонуть в холодной темной бездне, и вдруг очень, очень испугался смерти. На него накатил страх, парализующий разум.

— Сэм! Ради бога, скажите им!

Макферлейн заговорил, но его голос потонул в вое ветра.

— Что? — крикнул Ллойд. — Все, слушайте Сэма! Сэм…

— Выпустите его, — сказал Макферлейн.

На лице Ллойда отразилось изумление, он временно утратил дар речи.

— Вы же слышали ее, — продолжал Макферлейн. — Он пойдет на дно все равно. Битва окончена.

Его охватило чувство безнадежности. Он почувствовал теплую влагу в уголках глаз и понял, что это слезы. Какая утрата. Какая утрата…

Ллойд резко повернулся, обратив свое внимание к Глинну.

— Эли! Эли! Вы никогда меня раньше не подводили. Всегда был еще какой-то трюк. Умоляю, помогите мне. Не позволяйте им сбросить камень.

Его голос стал жалобным, молящим. Человек терял свой облик у них на глазах.

Глинн ничего не ответил. Судно снова начало наклоняться. Макферлейн вслед за Бриттон перевел взгляд на креномер. Все разговоры прекратились, когда ветер снова ворвался в окна мостика. Опять появился ужасный звук. «Ролвааг» замер при крене в тридцать градусов. Каждый лихорадочно вцепился во что-то. Судно валилось набок. Макферлейн схватился за поручень у переборки. Испытываемый им ужас теперь помог очистить мозг, избавиться от сожалений. Все, что он хотел, — избавиться от этой штуки.

— Поднимись, — услышал он бормотание Бриттон. — Поднимись.

Но судно упрямо сохраняло крен на левый борт. Мостик так далеко наклонился, что Макферлейн видел под окнами только черную воду. У него началось головокружение. А потом, чудовищно содрогнувшись, судно стало постепенно выпрямляться.

Как только палуба выровнялась, Ллойд отошел от пульта, раздираемый ужасом, гневом и обидой. Макферлейн видел, что и с ним поработал тот же страх, прояснив ум, высветив единственный рациональный выбор, который у них остался.

— Ладно, выпустите его, — сказал наконец Ллойд и закрыл лицо руками.

Бриттон обратилась к Глинну:

— Вы слышали его. Избавьтесь от камня немедленно.

Сквозь напряжение в ее голосе явно слышалось облегчение.

Медленно, почти механически Глинн сел за пульт ЭИР. Поставил пальцы на клавиатуру компьютера. Потом посмотрел на Макферлейна.

— Скажите, Сэм, если метеорит реагирует на соленость, что произойдет, когда он окажется в открытом океане, под судном?

Макферлейн вздрогнул. Он не прекращал думать об этом с тех пор, как начались беды.

— Морская вода является проводником, — начал он. — Она смягчит разряд метеорита.

— Вы уверены, что он не взорвет судно?

Макферлейн помедлил.

— Нет.

Глинн кивнул.

— Понятно.

Они ждали. Не было слышно и щелканья клавиш. Глинн сидел без движения, сгорбившись над пультом.

Снова стало тихо, когда судно опустилось к подошве волны.

Глинн повернул голову, пальцы рук оставались на клавиатуре.

— В этом шаге нет необходимости, — сказал он тихо. — К тому же он тоже представляет огромную опасность.

Он снял свои длинные белые пальцы с пульта, медленно поднялся и повернулся к ним лицом.